Интервью главного редактора журнала The Retail Finance Эльчина Гулиева с Дмитрием Руденко, президентом – председателем Правления «Почта Банка»
Мы беседуем с Дмитрием Руденко в его кабинете в офисе «Почта Банка». Несколько точек притяжения, на которые невозможно не обратить внимание: лампы на потолке, стилизованные под иллюминаторы космического корабля, на стене – картина в стиле Джейсона де Граафа с космическими объектами в венерианском пейзаже и силуэтом девушки, которую я сразу про себя окрестил «Аэлита», а на столе – потрясающе выполненная скульптура Дарта Вейдера в опаленном огнем плаще и с отсветами пламени на сапогах. Над столом для совещаний – большой серебристый державный орел, одна голова которого смотрит в недра головного офиса «Почта Банка», другая – на город и, возможно, на всю Россию. В укромной части кабинета на стене – парадный портрет Александра Суворова.
Э.Г. Дмитрий, судя по оформлению кабинета, Вы увлекаетесь фантастикой.
Д.Р. Конечно, все мое поколение увлекалось. Но именно фантастикой, не фэнтези, которое появилось позже. Кроме Толкиена – это отдельная история, им многие, наверное, в той или иной степени увлекались.
Э.Г. Что из фантастики? Стругацкие?
Д.Р. У Стругацких я прочитал, наверное, все, что было доступно в советское время. Если говорить о современной фантастике, то это Дэн Симмонс. Две вещи, которые он написал, «Гиперион» и «Илион.Олимп», – на мой взгляд, это великая фантастика. Это книжки для тех, кто умеет думать, много философии, много отсылок к религии. Хорошая фантастика – это сложная литература. Есть такой эффект, когда читаешь книгу и в нее как будто проваливаешься. «Гиперион» именно такое произведение. Оно отличается от других книг, которые можно читать, одновременно смотря телевизор, писать СМС, и – нормально, это чтиво. Еще можно выделить Вербера, особенно ранние его книги: «Муравьи», «Танатонавты».
Э.Г. Какие еще книги Вы читаете?
Д.Р. Не могу сказать, что я в последнее время много читаю. Иногда, под настроение, перечитываю русскую классику.
Э.Г. Что-то определенное?
Д.Р. У меня такой кругозор, что я могу читать все подряд. Сейчас хочу «Бесов» перечитать. Могу много чего перечислить.
Э.Г. Вы хотите что-то конкретное найти в «Бесах»?
Д.Р. Не знаю. Если говорить о Достоевском, я читал его много в юности, в школьные годы. Когда все мучились «Преступлением и наказанием», мне так это нравилось, что я перечитал все, что можно. Не думаю, что что-то понял. Поэтому сейчас хочется вернуться к тем книгам. Как «Война и мир» – она для меня осталась где-то в школьной программе и ждет своего часа, очевидно, тогда я смогу получить удовольствие от чтения. Потому что в юности, за исключением разве что людей, «повернутых» на литературе, все девочки читали сцены про любовь, а все мальчики – батальные сцены, а потом писали сочинения. Так же было?
Э.Г. Я тогда предисловие только прочитал ().
Д.Р. На такую книгу мне сейчас сил и времени не хватит. Она же очень вкусовая, там много описательных моментов и мало активного действия, она больше на эмоциях и чувствах.
Э.Г. Вы делаете какие-то выводы из прочитанных книг или остаются ощущения – и этого достаточно?
Д.Р. Скорее ощущения. Каждый человек, мне кажется, делает выводы, вопрос в том, что я не веду книжечку с выводами и не возвращаюсь к анализу многократно. Я не работаю с книгой как философ или литературовед. Книга, как и любое произведение искусства, оставляет послевкусие. Если мне нравится вкус и послевкусие, мне нравится эта вещь.
Э.Г. Говоря другими словами, Вы позволяете книге себя обучать.
Д.Р. Абсолютно.
Э.Г. А детей Вы научили читать?
Д.Р. Дети читают. У меня их трое. Старший поддается моему влиянию, он взрослый уже, ему 22, и он читает много. Он как-то за папой так шел: фантастика, «Гиперион», что-то другое. А две девчонки, они помладше, – это, конечно, уже другое общество. Не знаю, как младшая, посмотрим, пока слушает папу с мамой и читает. Средняя – она творческий человек, и ее, конечно, заставить просто так «сядь, прочитай» – невозможно. У нее уже свой взгляд на многие вещи.
Э.Г. А старшего заставляли?
Д.Р. Нет. Он авторитет папы воспринимал.
Э.Г. Считается, что к одному поколению относятся люди с разницей где-то до 20 лет. Можно сказать, что Вы с сыном одного поколения?
Д.Р. Я бы сказал, что одного. Только не могу понять, то ли я моложе своих лет (без малого полтинник), то ли он старше. Потому что, конечно, влияние сильное, причем во всем. Однажды он с подругой пришел к нам и говорит: помогите подготовиться к костюмированной вечеринке, нам нужно одеться в 80-е или 90-е, старое время. Я говорю, 80-е – это китч, цветные лосины, девчонке надо начес сделать, широкие плечи, юбка – чем короче, тем лучше. 90-е – чуть поспокойнее. А по парню – смотря кого хочешь изображать. Если не гопника – ищи адидасовский костюм с лампасами и поддельные кроссовки, нормального человека – тебе нужны джинсы, черный джемпер, кожаная куртка. Сын посмотрел на меня и говорит: «Смешно, я так и хожу». Я это знаю, потому что он копирует меня, а я так и хожу вне офиса. Он выглядит не как его сверстники, а как я в его возрасте.
Вообще, я горжусь своими детьми. Они очень разные и, на мой взгляд, очень нестандартные. Младшая – активная, всем пока увлекается, пусть подрастет, ей 8 лет. Средняя – девушка с характером, ей 16. Она творец, художник, причем художник серьезный, уже известный в Cети, продает свои работы. Сама приняла решение обучаться экстерном дома. Я считаю, в 16 лет уже надо принимать самостоятельные решения. Хотя и родителей еще надо слушать, конечно. Но ломать и заставлять я точно не буду, тем более творческого человека, тем более своих детей.
Э.Г. Вы тоже были творческим подростком?
Д.Р. Был, но не столько. Я и близко так рисовать не умел, но, правда, в меня никто столько не вкладывал в детстве. Прежде всего времени. Мне, конечно, говорили: учись и т.д. Если бы мне сказали – рисуй, а рисовал я неплохо в юности, то, возможно, что-то и вышло бы. Но тогда в моде были технари, и я больше занимался физикой и математикой, чем творчеством.
Э.Г. Вы не давите на детей, скорее своим примером подталкиваете.
Д.Р. Я очень большой противник авторитарной системы воспитания, потому что можно совершить ошибку. Направлять – да, подсказывать – да, но давить... Чего хотим-то – себя скопировать? А зачем?
Э.Г. Если говорить о современной молодежи вообще, что Вы о ней думаете, есть ли у Вас какие-то опасения по ее поводу?
Д.Р. А что я могу думать? Нормальная молодежь, как всегда, разная. Возьмите наше «потерянное поколение» конца 80-х – начала 90-х. Тогда предположить, что мы вообще что-то сможем сделать, было невозможно. Потому что и страны-то не было, и ценностей не было, помимо, разве что, рок-музыки. Ничего не было, за что можно было зацепиться. Но как-то справились.
Э.Г. Рок-музыка все-таки несла какие-то ценности. Кстати, какие группы были в приоритете?
Д.Р. По-моему, все слушали одно и то же: «Кино», «Алису», чуть позже – «Наутилус Помпилиус», «Аквариум». Так получилось, что «Аквариум» я начал раньше слушать, в 8-м классе, когда еще не надо было. Старший брат помог. Потом что-то потяжелее появилось, больше, конечно, западные группы, они в «тяжелых» жанрах звучат лучше, но по смыслу, как правило, ни о чем. Может быть, за исключением «Стены» Pink Floyd. Если западные группы – это прежде всего музыка, то наши исполнители того времени – в основном стихи, положенные на ритмическую основу. В России это всегда было популярно. Например, Высоцкий для меня – поэт, который накладывал свои строки на ритм – так они легче запоминались.
Э.Г. Высоцкий в Вашей жизни занимает какое-то место?
Д.Р. Безусловно. А что, есть какой-то человек в России, у которого не занимает? Отец слушал много, я слушал, у меня есть почти все его песни.
Э.Г. До сих пор переслушиваете?
Д.Р. Да, конечно. И песни знаю наизусть.
Э.Г. А бывает такое, что Вы приходите домой после работы и включаете музыку?
Д.Р. Давайте так: бывает, что иногда не включаю. Потому что я меломан.
У меня всегда наушники в машине, дома включаю, когда пауза какая-то, мне это нравится, порой помогает сконцентрироваться.
Э.Г. Уверен, что Вы играете на каком-нибудь музыкальном инструменте.
Д.Р. Поигрываю. Сказать «играю» – неправильно. Я никогда не учился.
Э.Г. Наверняка гитара.
Д.Р. Была гитара. Я поставил себе цель научиться играть все вещи «Кино», Высоцкого, и в юности был период, когда я около музыки где-то находился, в школьном ансамбле состоял. А желание учиться играть на гитаре у меня появилась где-то лет в тридцать. Сейчас клавиши осваиваю.
Э.Г. Был какой-то толчок к этому?
Д.Р. У меня сын классно играет. Я и гитару начал осваивать, чтобы ему было интереснее учиться. Правда, он потом забросил гитару и стал на клавишных играть. Но поскольку ему надо было иногда подыгрывать, я стал тоже осваивать клавишные. Но все это, конечно, начальный уровень. Концерты точно давать не буду.
Э.Г. Вдруг захочется когда-нибудь?
Д.Р. Когда вы играете для кого-то, тем более хотите за это брать деньги, то нужно быть профессионалом. Желательно – лучшим профессионалом на рынке. А два притопа, три прихлопа – это стыдно.
Э.Г. Очень высоко поднятый стандарт. Бывают случаи, когда можно что-то делать, не будучи высоким профессионалом?
Д.Р. Трудно судить. Жизнь заставит – буду и крестиком вышивать, наверное. Вряд ли лучше всех, но, если за это будут платить, буду стараться ().
Э.Г. Будете вышивать или все-таки попытаетесь найти свое направление?
Д.Р. Свое направление я уже нашел, при этом кем только не был в жизни. В 16 лет окончил школу. Оставалось время до армии, и я пошел работать на киностудию рядом с домом, был кем-то вроде разнорабочего. Знаете, в 16 лет принести домой первую зарплату было круто.
Э.Г. А было желание деньги заработать?
Д.Р. Было желание доказать себе, что я просто могу. Дальше – вуз. Будучи студентом, естественно, тоже работал. Началась вся эта история с рыночной экономикой. Какое-то время я был брокером на бирже: и валютой торговал, и «КамАЗами», и свинцом, и лесом. Что-то получалось, что-то нет. Зато появился опыт общения с людьми: не бояться задать вопрос, не бояться позвонить по телефону… Волка ноги кормят. И при этом надо было еще учиться.
Э.Г. Дмитрий, скажите, для Вас деньги имеют какое-то значение?
Д.Р. А есть люди, для которых не имеют? Кроме святых.
Э.Г. Для кого-то деньги – инструмент, для кого-то – цель. Есть те, для кого это просто способ обеспечения своих потребностей, а главное – иметь возможность делать свою работу.
Д.Р. Потребности у всех разные. Если речь идет только о минимальных потребностях, то это стоики. Не могу сказать, что я к ним отношусь. И я не слышал, чтобы банкир сказал, что деньги его не интересуют. Скорее всего, его банк уже не работает. Если ты идешь в бизнес, тем более в банковский, ты хочешь зарабатывать деньги. И ты оттачиваешь свое мастерство именно в этом. Имеет ли значение количество нулей после запятой на счете? Нет, конечно. Имеет значение свобода, потому что деньги дают определенную независимость и возможности. Возможности для тебя и для твоей семьи – вот что важно.
Э.Г. Мы подошли к вопросу о ценностях. Что важно в этой жизни?
Д.Р. У меня нет какого-то списка – это ценно, это менее ценно, я так мир не классифицирую. Наверное, самое большое счастье – быть в гармонии с самим собой. Не многим это удается, но все к этому должны стремиться.
Э.Г. Вы сейчас в гармонии?
Д.Р. Нет, конечно. Всегда кажется, что не все сделал как надо, наделал ошибок опять, хотя вроде знания есть, можешь быстрее, можешь больше.
Э.Г. Чем Вы недовольны из того, что Вы делаете, сделали, что происходит вокруг?
Д.Р. Я много чем недоволен. Например, мне кажется, что результат у «Лето Банка» мог бы быть получше. Где-то, возможно, романтизм сработал у нашей команды, показалось, что мы справимся легко, где-то я не дожал. Вообще, я нахожусь в очень интересной позиции для топ-менеджера. Я не владелец, но как будто и не наемный служащий. Это самый большой конфликт для любого топ-менеджера, и многие на этом прогорают, потому что принимают либо ту сторону, либо эту. Если занимаешь сторону акционера, ты начинаешь давить всех, превращаешься в цербера, убивая творчество команды. В «Лето Банке», мне кажется, я сдвинулся в сторону команды, давая чуть больше вольности, чем должен был. При этом «Лето Банк» сегодня – это «Почта Банк». Он никуда не делся. У него сменилось название, структура акционеров, философия, точнее сказать – философия «Лето Банка» наполнилась правильным содержанием, потому что сами законы банка не изменились, но теперь они звучат более реалистично.
А вообще, абсолютно довольный человек – это странно. Вы встречали абсолютно довольных людей, которые в себе?
Э.Г. Самодовольных я встречал много, и людей, довольных своими результатами, – были и такие.
Д.Р. Самодовольные – это другое
(). Я горжусь тем, что сделал, и не стыжусь того, что было сделано неправильно, хочу из этого извлекать уроки. Но сказать: «Я the best, я все сделал идеально» – это было бы большим преувеличением.
Э.Г. Вы часто об этом думаете, возвращаетесь к своим ошибкам?
Д.Р. Очень часто. Я вообще «самоед». Должен все разобрать, в голове своей разложить, сделать из этого правильные выводы и двигаться дальше.
Э.Г. При этом команду свою Вы не поддавливаете.
Д.Р. Это так же, как с детьми. Какой смысл? Если хотите сильных менеджеров, дайте им возможность творить и ошибаться, потому что любой творец ошибается.
Э.Г. Я часто замечаю, что многие топ-менеджеры опасаются внутренней конкуренции и стараются ограничить развитие персонала. У вас, судя по всему, это не так.
Д.Р. Знаете, как бывает: люди класса А нанимают людей класса А, люди класса В нанимают людей класса С ().
Я предпочитаю себя относить к классу А и считаю, что по-настоящему сильным лидера делает только сильная команда. Если наберете деревянных солдат, станете Урфином Джюсом и будете скакать на медведе.
Э.Г. Он, кстати, был глубоким и даже трагичным персонажем, но не успешным.
Д.Р. Сильная команда – это всегда союз творческих личностей. Можешь их как-то мотивировать, направлять, где-то возглавлять, потому что каким бы сильным человек ни был, ему все равно нужен лидер. Пусть даже придуманный.
Э.Г. По каким качествам Вы подбираете команду?
Д.Р. Здесь я, наверное, фаталист в большей степени. Умных слов об этом сказать можно много, но в реальности – не знаю.
Э.Г. Ощущения, интуиция, просто пересеклись, понравился человек?
Д.Р. Скорее все это вместе. Естественно, я, как все руководители, смотрю на трек, историю, чем человек занимался, чего достиг, как часто менял работу.
Э.Г. Чем чаще, тем лучше?
Д.Р. Нет, чем чаще, тем хуже. Это для меня однозначно. На серьезной позиции мало чего можно добиться, меняя работу раз в три месяца. За три месяца можно, в лучшем случае, выучить имена коллег. Я, в принципе, сам нечасто менял работу. Считаю, что если ты взялся за дело, то должен закончить его, даже несмотря на предложения, которые могут быть лучше финансово. Договариваясь о работе, я беру на себя определенные обязательства – например, что за определенный срок достигну таких-то результатов. Если я это сделал, будем договариваться на следующий период, если не сделал, меня «попросят». Если я достиг цели раньше, чем планировал, то буду искать новую. Вообще, самое страшное – это отсутствие цели.
Насчет подбора команды у меня, как правило, нет четкого понимания, что нужен такой-то человек с такими-то качествами. Все мы хотим найти волшебника, а часто нанимаем сказочника.
Э.Г. Какая у вас цель как у банка на рынке?
Д.Р. Сделать самый большой банк в России. Это в части покрытия. И самый удобный – в части работы с клиентами. Может быть, самый справедливый, если хотите.
Э.Г.: А вас не волнует тот вопрос, что народ потихонечку из офлайна в онлайн переходит?
Д.Р.: Нет, не волнует. Во-первых, по своей структуре управления и по технологии мы и так онлайн-банк. Чего нам не хватает, как любому онлайн-банку, – точки физического контакта. Есть разные клиентские сегменты, в том числе возрастные, есть разные деньги, и разговоры о том, что в онлайне легко люди открывают счета и переводят туда миллиарды, – это басни. Миллионы даже не переводят. Неинтересно. Обратите внимание, что интернет-банки не бывают большими.
Какой самый крупный интернет-банк в мире, если верить рекламе? Я думаю, что уже через три месяца мы будем больше. Ему 10 лет, нам – 9 месяцев. Вот почему интернет-банки не могут быть только интернет-банками. Я могу параллель провести простую: изобретение телевидения должно было убить кино, изобретение кино – убить театр, но не убило, потому что одно дополняет другое.
Э.Г.: То есть массового или конечного перехода из одной формы в другую не состоится.
Д.Р.: Да, мне кажется, что окончательного перехода не состоится, это правда. Будут оставаться люди, которым нужен физический контакт. А для нас эта ситуация очень проста: первый договор, электронная подпись – а дальше мы работаем через мобильное приложение с теми, для кого это комфортно. А с теми, кто хочет работать с кэшем, работаем через банкоматы.
Э.Г.: При этом вы сильно не вкладываетесь в эту первую точку, что очень важно, имея инфраструктуру.
Д.Р.: В общем, да. Я хочу сделать банк, лоукост-сеть которого будет сильно отличаться от классической банковской сети.
Э.Г.: Насколько я понимаю, вы активно инвестируете в digital.
Д.Р.: Если говорить о нас как о digital-банке, то мы, по сути, только в это направление и инвестируем. При этом «Почта Банк» не может себе позволить инвестиции в стартапы. Я это говорил много раз. Мы готовы потреблять инновации, в которых видим будущее, позволяющие нам зарабатывать деньги либо оказывать сервис. Мы поддержали в свое время стартап по онлайн-посадке деревьев, в результате наши клиенты и мы сами посадили около миллиона деревьев. Этот проект контролируется на уровне Минприроды, губернаторов, и мы сами супервайзеров отправляем, чтобы никакого обмана не было. Смех смехом, а ни один банк в мире миллиона деревьев не посадил. Вот такая поддержка стартапов – это реальность.
Мы будем поддерживать новые технологии, но я на это смотрю так: удобно ли это клиенту, позволяет ли мне это выигрывать конкуренцию и экономит ли мне это деньги. Вот и всё. Тогда это интересно. Я в банковском бизнесе, а не в айтишном. Это то, о чем мы на ПМЭФ с Оливером Хьюзом поспорили. Он говорит: мы – IT-компания с банковской лицензией. Слушайте, ну а мы – банк с банковской лицензией.
Э.Г.: А в чем отличие?
Д.Р.: Знаете, я читал недавно разные интервью IT-директоров из других банков. Они зачастую живут по принципу «Все, что делаю я, – хорошо, все, что они, – плохо». Такая логика (это как раз то, о чем мы поспорили) должна вас привести к пониманию того, что и здание банка вам лучше строить лично, взяв в руки мастерок, ведь вас сплошь окружают некомпетентные или недобросовестные люди. Стройте, сами разрабатывайте софт и т.д. Вы в это верите? Я не верю в людей, которые абсолютно все делают лучше, чем все остальные. Я верю в то, что в каждой области есть самый сильный игрок или несколько игроков.
Я считаю себя достаточно инновационным человеком, не говоря уже о том, что много банковских инноваций (хоть и нескромно так говорить) ваш покорный слуга придумал или поучаствовал в процессе их создания. Надо делать свою работу, держать нос по ветру, если появляются интересные технологии, нужно смотреть, пилотировать, использовать, если клиенты это воспринимают, и экономика позволяет, – я только приветствую такие проекты.
Э.Г.: Вот, например, Apple Pay как дополнительный сервис. Вы задумывались об этом?
Д.Р.: Конечно, если это будет развиваться, почему нет.
Э.Г.: Но не в первом эшелоне точно.
Д.Р.: Сейчас нет, ВТБ24 идет в эту сторону, у них больше финансовых возможностей, они могут инвестировать в такие сложные пилоты, а мы пока нет.
Э.Г.: Вы затронули вопрос про справедливость. Я так понимаю, что это про клиентов в конечном итоге. Давайте немного подробнее остановимся, потому что у меня складывается ощущение, что в этой гонке за стартапами, за технологическими инновациями, финтехом и т.д. клиент из этой цепочки просто выпал.
Д.Р.: Ну конечно, банкиры-то в Москве живут, в Питере, им кажется, что все клиенты такие же, что у них у всех есть дорогие телефоны, возможность доступа к хорошему Интернету и т.д. Я им всем рекомендую отъехать немного от Москвы, зайти в отделение почты и и встретиться с клиентом лично. Сложновато будет с «нанотехнологиями».
Э.Г.: И что делать?
Д.Р.: Я думаю, что все-таки в конечном итоге наш бизнес – это борьба за доверие потребителя. Мы можем заинтересовать каким-то финтехом, если он правда классный: мобильный банк взял на себя часть транзакционной нагрузки, переводя ее у продвинутых банков из банкоматной сети, у непродвинутых – из физической. Это хорошая инновация? Конечно, хорошая. Молодое поколение воспринимает это нормально, для них это естественно. Ну не пойдут они в банк делать какой-то маленький платеж. Да и не нужно это, тем более электронные кошельки показали, что это вполне можно делать, сидя дома.
Э.Г.: И в конечном итоге клиент, я так понимаю, будет выбирать независимо ни от каких финтехов.
Д.Р.: Да он и сейчас так выбирает. Он выбирает удобство и цену. В банковском бизнесе вообще мало эмоций. Но, к несчастью для банкиров, в отличие от любого другого бизнеса, например автомобилей, выбор в основном рациональный: кто дешевле – тот и лучше. Или правильно сказать так: тот, о ком я думаю, что он дешевле, а значит, справедливее.
Э.Г.: Конкуренция всегда ценовая?
Д.Р.: В конечном итоге – да. Она может быть переупакована. Например, отложилось у всех, что у какой-нибудь марки автомобилей сервис очень дорогой. Или что в большом магазине – дешевле. Мегамоллы рекламируют то, что дешевле, но пока ты идешь с этой тележкой, то соберешь все, что в два раза дороже. Люди не очень финансово грамотны, к сожалению. И конечно, выбор чаще делается по принципу: «Мне кажется, что здесь дешевле», а еще очень важный принцип: «Все должно быть рядом».
Э.Г.: То есть любви к банковскому бренду как таковой быть не может?
Д.Р.: Не встречал в России.
Э.Г.: А вообще может быть, как Вы думаете?
Д.Р.: Уровень восприятия бренда, конечно, сильнее у компаний, не связанных с финансами. У банков он гораздо ниже, чем у Google. Клиенты понимают, что банки берут с них проценты, но так уж они устроены.
Э.Г.: Вы не пытаетесь с этим бороться?
Д.Р.: «Лето Банк» старался сделать свои клиентские центры комфортными, т.е. вывести человека из ситуации, когда мы стоим за барьером и принимаем решение, а ты, маленький, – с той стороны. Работая с массовым сегментом, нам было важно показать, что люди для нас важны, и им это нравилось. В «Почта Банке» это по-другому решается, через доступность. Да, мы находимся на почте, да, отделения разные. Но зато мы – рядом, с нами удобно.
Э.Г.: Замечательный бренд выбран.
Д.Р.: Меня как-то спросили, почему вы, такие креативные, выбрали название «Почта Банк» и не придумали чего-то нового. Название должно содержать слово «почта», потому что мы имеем отношение к почте, и слово «банк», потому что мы – банк, и это нормально – называться банком. И не должно содержать более двух слов, потому что название из трех слов, как правило, вызывает сомнения. Так и получилось – «Почта Банк» ().
Э.Г.: Дмитрий, до какой степени Вас волнуют проблемы клиентов?
Д.Р.: Меня вообще очень волнуют проблемы клиентов, насколько возможно. При этом банк должен быть прибыльным, потому что, конечно, можно сделать банк, где все будет стоить ноль, но за это заплатят те же клиенты через свои налоги.
Э.Г.: Вы как-то это декларируете?
Д.Р.: Мы в свое время придумали три закона «Лето Банка», они абсолютно подходят «Почта Банку», даже больше, чем его предшественнику. Согласно первому закону, выстраивание долгосрочных партнерских отношений с клиентами для нас стоит на первом месте (видимо, я, когда эти законы придумывал, интуитивно понимал, что «Лето Банком» дело не ограничится), и мы должны сделать все, чтобы эту задачу выполнить. Это самый главный наш закон.
Второй закон говорит, что мы акционерное общество и должны выполнять бизнес-план и приносить прибыль акционеру, и при этом, чтобы выполнить этот закон, мы не можем нарушить первый закон. Третий закон – это миссия, цель. Он описывает, как мы это сделаем. Мы – команда профессионалов, каждый имеет право на свое мнение, каждый должен быть услышан, поэтому мы будем вкладывать в развитие своей команды, делать все для исполнения третьего закона, что не противоречит первому и второму. Все как в робототехнике Айзека Азимова (). В головном офисе на стенах висят плакаты с формулировками этих законов.
На почту приходят 2,5 млн человек в день – это активные граждане нашей страны, мы не можем подвести их, ведь тогда проще закрыться, других клиентов не будет. Поэтому надо выстраивать долгосрочные отношения, предлагать им интересные продукты, качественные сервисы.
Выполняя второй закон, естественно, мы не раздаем кредиты бесплатно, есть реально сложившаяся стоимость фондов, определенный уровень кредитного риска, маржа акционеров, из этого складывается ценообразование продукта.
Важно, чтобы было дешевле – нам хочется, мы над этим работаем каждый день, но я не волшебник, я не могу сделать так, чтобы банк платил по депозитам 9% годовых, а кредит выдавался под 6%. Так не бывает. Если вы увидите это в рекламе, то не верьте таким обещаниям.
Э.Г.: Как второй закон не вступает в противоречие с первым?
Д.Р.: Вступает, поэтому мы делаем все для второго закона, что не противоречит первому. Это значит, что я должен выполнить бизнес-план, при этом не испортив отношения с клиентом.
Э.Г.: Складывается ощущение, что «Почта Банк» потихонечку сможет выполнять роль общинного центра в определенных географических или социальных образованиях, комьюнити. Есть у вас такие амбиции?
Д.Р.: Было бы здорово! Это роль, которую выполняет сейчас почта. Хотя бы потому, что банк – все-таки банк, и даже в небольших городах, когда мы туда придем, это все равно будет какое-то прикосновение к цивилизации, что ли. Мы идем через почтовые отделения, но при этом у нас есть своя сеть, мы ее не закрываем. Есть почтовое отделение, оно и так является центром комьюнити, туда приходят люди поговорить с почтальоном, обменяться новостями. Они могут положить какие-то небольшие деньги на счет, чтобы капали проценты, или снять пенсию.
Э.Г.: Какие-то специальные программы вы не продумываете, чтобы развивать эти центры как общинные?
Д.Р.: Пока нет, нам необходимо освоить запланированную программу, донести до клиентов сервисы. Ведь есть масса регионов, городов, удаленных не на одну сотню километров, где вообще нет никакого финансового сервиса. А деньги есть, коммунизм там не наступил.
Зачастую бывает так, что банк пришел, пообещал, что карточки выдадим, продал карты и закрыл свое отделение, а ближайшее – в 240 км. И как людям пенсию получать? Ну хорошо, можно сказать «ходите в свои три магазина», а на рынок с картой не пойдешь. А там в основном натуральное хозяйство, и, в общем, так можно до бунта дойти, что люди дороги будут перекрывать, есть-то хочется, что толку от куска пластика? «Почта Банк» должен туда добраться, установить терминал сотруднику почты, клиент с картой придет в банк – закажет нужную сумму через кассу, и почта выдаст наличные.
Э.Г.: С учетом того, что почта там есть.
Д.Р.: Это часть инфраструктуры страны. Почта – это канал, через который власть коммуницирует с населением, и наоборот. И люди общаются между собой. Почта будет продолжать трансформироваться, но она не может исчезнуть.
Э.Г.: Еще один вопрос. Есть люди, которые Вас вдохновляют, чей пример Вам интересен, мечтатели?
Д.Р.: Это сложный вопрос. У меня нет какого-то кумира, статуя которого стоит в шкафу.
Э.Г.: За исключением Дарта Вейдера? ().
Д.Р.: Вейдер – да. Так получилось, он все время рядом со мной. Ну и как персонаж «Звездных войн» мне он нравится. Не знаю почему. Трагический и злой, конечно, хотя в последней части первой трилогии так снимали, что, в общем, и не злой… Вдохновляют примеры многих людей, которые придумали что-то новое. Мне казалось, что если ты можешь менять мир, придумывать какие-то интересные вещи, двигать человечество вперед, то это здорово. Это может быть любое направление. Портрет Суворова, видите, висит на стене. Почему Суворов? Потому что не проигрывал сражения и в своем деле был профессионалом. Больше для военных, конечно, чем для гражданских, тем не менее это верно: «…не числом, а умением…». Я историей увлечен, даже по телевизору смотрю только канал «История». Изучая ее, много понимаешь о том, что происходит сейчас.
Э.Г.: А есть какой-нибудь период в истории России, который кажется Вам наиболее интересным?
Д.Р.: В истории России мало неинтересных периодов. Наверное, только Александр III не так интересен. Александр II – это бурная, трагическая фигура. Иван Грозный – незаслуженно превращен в демоническую фигуру теми, кто не интересуется историей России и историей опричнины, почему так произошло. Даже Сталин – фигура монументальная, ни в коем случае не хочу идеализировать, но точно совершенно не готов согласиться, что он был только «людоедом». В конце концов, 90% того, чем мы сейчас пользуемся, создали люди именно в тот период. Нельзя забрать у нас историю, выбросить из нее те ли иные страницы.
А героями являются вдохновленные люди – это лучшие люди в своей профессии. Альпинист Райнхольд Месснер, который покорял горы-восьмитысячники. Это, может быт, Жак Майоль, который нырял без акваланга глубже всех. Увлеченные, вдохновленные мечтатели, которые достигали чего-то. Айртон Сенна в автогонках. Марадона в футболе. Красивый образ! Божественно играл, божественно забил. И неважно, что рукой. Футбол – это шоу-бизнес, а в шоу-бизнесе надо быть шоуменом, артистом, это должно быть весело и ярко.
Э.Г.: Дмитрий, спасибо большое за время. В наш сверхскоростной век размеренный разговор с глубоким собеседником, у которого есть Мечты и который их воплощает, – это настоящая роскошь. Позвольте пожелать вам и «Почта Банку» жить и творить на полную катушку.
Д.Р. Спасибо вам.